БИОЭКОЛОГИЯ

Поддерживаю высказанное здесь мнение о важности математического моделирования для экологии.

Я думаю, что наша печать, в частности журнал научно-инженерных обществ «Техника и наука», «НТР», журнал «Природа», «Изобретатель и рационализатор» и другие издания и газеты, должна иметь специальную рубрику, в которой приводились бы примеры неблагополучного положения с охраной окружающей среды, с последующей проверкой с помощью своих корреспондентов. А главное — надо публиковать разумные инженерные решения, нацеленные на улучшение состояния природы, воды и воздуха.

Председатель ассоциации «Экология и мир» писатель С. П. ЗАЛЫГИН

В общем создается такое впечатление — и мы прикладываем очень много сил, чтобы именно такое впечатление создать,—что у нас все обстоит более или менее благополучно. Между тем мы стоим перед очень серьезными проблемами, чреватыми катастрофическими последствиями, и эти проблемы мы как следует не решаем. Откладываем их, нам все кажется, что еще есть время. У нас нет даже элементарной достоверной экологической карты, которая показывала бы все очаги экологического неблагополучия, в том числе, подчеркиваю, катастрофического характера.

Академик В. П. Маслов в своем выступлении очень верно говорил о наших возможностях, в частности, математики, которые не используются в достаточной мере при решении этих проблем. Я бы назвал еще один момент, который совершенно не учитывается при решении экологических задач. Это юрисдикция. По существу почти все проекты, которые мы здесь рассматриваем,— незаконные проекты. Юридической критики они не выдерживают. Как могло случиться, что лишь на третьем-четвертом году строительства того или иного объекта, положим, Чограя, мы начинаем его рассматривать и оценивать? Разве можно сказать, что тут соблюдены какие-то юридические нормы? Да никаких! И здесь то и дело надо просто искать уголовное преступление.

Каким образом экспертиза может объективно рассматривать проект, когда работы уже ведутся и над каждым членом экспертной комиссии

Общее собрание АН СССР

97

довлеет тот факт, что сотни миллионов рублей уже затрачены? Вообще в перспективе нам нужно, очевидно, создавать специальное законодательство по экологии, которого у нас по сути дела нет, между тем как во многих странах оно давным-давно существует и неукоснительно выполняется. Сейчас же необходимо по крайней мере включить в действие те законы, которые у нас есть и которые повседневно нарушаются. Должен сказать, что в решениях Академии наук они также нарушаются. Я иногда бываю на заседаниях Президиума АН СССР, слушаю выступления и вижу, что говорится одно, а решение принимается другое, и непонятно, как соотносятся мнения, высказываемые на Общем собрании Академии наук СССР, заседаниях ее Президиума, с теми, которые отражены в решениях. Их можно и так истолковать и по-другому — это тоже юридическая сторона дела.

У нас уже есть такой опыт, как использование в водном хозяйстве 130 млрд. рублей за 20 прошедших лет. Это колоссальная сумма. Но ведь сейчас Министерство мелиорации и водного хозяйства СССР на ближайшие 15 лет испрашивает еще 230 млрд. рублей, и это при том, что десятки миллиардов уже заколочены в порчу земель. Сколько стоят 3,5 млн. га списанных орошаемых земель? Если под реконструкцию оросительных систем сейчас включается фонд около 9 млн. га —это тоже значит, что система неблагополучна, что она — это брак.

Надо бы навести порядок в том водном хозяйстве, которое сейчас есть, в системе использования удобрений, практике энергетического строительства и т. д. Но как можно запрашивать такие огромные суммы у государства после того, как министерства не сумели использовать имевшиеся средства или использовали их во вред самим себе и природе? Ведь надо сначала сопоставить убытки с возможной прибылью, а не делать так, как это сейчас принято: у нас всякую экспертизу, в том числе научную, заменяет согласование на каком-то уровне. Вопрос согласован в инстанциях, и науке уже здесь делать нечего. Но если наука в этом деле не сможет поставить себя в то положение, которого она заслуживает и в котором она должна единственно существовать, то можно делать соответствующие и вполне определенные выводы.

Почему бы Академии наук не подключиться к общественным деяниям такого порядка, как действительно всенародное обсуждение тех или иных народнохозяйственных проектов. Ведь проект у нас называется народно-хозяйственным, но народ не имеет к нему никакого отношения, разве что только платит деньги из своего кармана. В наследство нам досталась государственная система тех времен, когда в ней царил культ личности. Этой личности уже нет, а прежняя система продолжает работать, и работает она только в одном направлении, именно так, как была в свое время задумана,— только сверху вниз. Наша печать может писать сколько угодно, может сколько угодно выступать общественность, а «согласование» все равно идет от самой верхней точки и до самой нижней плоскости служебной пирамиды. К этой системе очень часто примыкает и наука.

Мне кажется, что все-таки, несмотря на то, что экологией занимается целый ряд отделений Академии наук, какой-то определенный центр в этом плане должен быть, иначе никто ни за что не будет отвечать. Такой центр должен быть достаточно независимым, со своей организационной структурой. Есть опыт работы в течение нескольких лет комиссии под руководством академика А. Л. Яншина. Все то или многое из того, что здесь говорится, там было проработано и записано. А у нас получается, что мы как соберемся, так все начинаем сначала, как будто и нет никакой преемственности.

4    Веотшш АН СССР, № 5

А. А. Дородницын

98

Думаю, что всесоюзный экологический научный центр должен начать с изучения того, что уже разработано в этом направлении, но наука не находит применения в практической деятельности ведомств, которая с каждым днем разрушает природу все больше и больше. Я много езжу и знаю, как выглядит среднеэкологический уровень наших областей. Ведь это ужасно, и надо принимать самые экстренные меры, чтобы выйти из этого тяжкого положения.

Академик А. А. ДОРОДНИЦЫН

Оценка того, что мы наделали за много лет с природой, приводит к однозначному выводу: мы совершенно неспособны извлекать уроки из тяжелых последствий наших действий. Например, Каракумский канал. В результате его строительства мы получили проблему Арала. Разве мы чему-нибудь научились? Нет — последовало новое предложение строить канал Волга-Чограй. Никакого анализа подпочвенных слоев не проведено. Насколько я понимаю в геологии, там ситуация примерно такая же, как в Каракумах, в районе Арала,— это же бывшее дно Каспия. Еще и еще раз подчеркну: абсолютно никаких выводов из тяжелых последствий мы не сделали.

Другой пример: лесоразработки на Дальнем Востоке, в Приморском крае. В 1864 г. начали строить Владивосток. Оголили окружающие сопки. Прошло 120 с лишним лет — ни одно дерево на этих сопках не выросло.

У меня просьба к С. П. Залыгину, чтобы послали от их общества экспедицию посмотреть, как там ведутся лесоразработки. Лес сводят в окрестности речушек, чтобы легче было сплавлять, и все их дно завалено потонувшими стволами деревьев. Японцы, видите ли, покупают это за доллары.

В прошлом году Вычислительному центру АН СССР предложили про-анализировать проект освоения шельфа Балтийского моря на предмет добычи нефти. Нам представили толстый том, в котором вопросам защиты окружающей среды было уделено полторы страницы — для формы, что обследовали! А этот район шельфа непосредственно примыкает к заповедной Куршской косе. Сейчас литовским товарищам удалось как-то задержать реализацию проекта, но пройдет некоторое время и раздел с полутора страниц будет расширен до трех страниц, и все начнется сначала: ведь нефть — это валюта. Таких фактов можно привести множество.